Диски Эдисона — своеобразный Hi-End начала 20 века, делались из бакелита толщиной 6мм с вертикальной модуляцией дорожки, проигрыватели комплектовались алмазной иглой. В сравнении с Пате записи звучат болеее открыто и тепло, но с меньшей отдачей на ВЧ.
Исполнение отличает неподдельный энтузиазм и вдохновение. Слаженный, плотный звук оркестра прекрасно ложится на фортепиано. Шнабель обладает шикарным звукоизвлечением, выразительной, сбалансированной агогикой и редким чувством меры.
Розенталь технически абсолютно раскован, несколько нервозен и порой «рубит с плеча». Его герой то взлетает к небесам, то в отчаянии и безысходности падает на дно, оркестр деликатно подчеркивает стиль солиста. Пластинки поезжены, скорость от пластинки к пластинке не стабильна.
Велике пианисты первой половины ХХ века. Поражает, насколько ярко выражена индивидуальность стиля у музыкантов тех лет! Определенно, нынешнее поколение не может порадовать таким разнообразием, сегодняшний мейнстрим слишком стерилен.
Годовский один из немногих пианистов, которые способны извлечь из хрупкой лирики Шопена самые нежные оттенки, ноктюрны в его исполнении близки к идеалу. Качество записи в среднем на четверку — некоторые моменты еле угадываются, иногда слышны детонации.
Харизматичный, раскованный и от души импровизирующий Гилельс (чего не скажешь о его поздних записях), виртуозный Флиер, мистические прелюдии Рахманинова в исполнении Зака, романтическая Бекман-Щербина.
Послевоенное переиздание записей 1938 года. Шеллак трофейный — трескучий, рояль сильно окрашен, технически запись на четверку при этом рахманиновское настроение передано великолепно, чувства и переживания натуральны. Сейчас так честно не запишут, хоть убьются там за своими пультами.
Самый сложный для восприятия концерт Бетховена, любимый интеллектуалами. Версия Гизекинга и Бема достойна пристального внимания! Треки 1, 2 и 4 записаны менее удачно, со второй части звук раскрывается, ближе к яблоку некоторые пластинки похрипывают.