Back To Music - это уникальные Lo-Fi аудио технологии и демонстрация звучания самодельной ламповой аудиоаппаратуры на примере ремастеринга с грампластинок.
После революции лучшие оперные певцы покинули Россию, тем удивительней было встретить на Музтресте 1930го года запись великолепного во всех отношениях тенора Сергея Родамского. Жаль пластинка сильно поезжена, а Родамский, как выяснилось, был в СССР на гастролях.
Харизматичный, раскованный и от души импровизирующий Гилельс (чего не скажешь о его поздних записях), виртуозный Флиер, мистические прелюдии Рахманинова в исполнении Зака, романтическая Бекман-Щербина.
Заряженные винтажными ламповыми студиями пластинки, которые буквально притягивают внимание и погружают в необычную для современного уха гипнотическую атмосферу классической музыки.
Послевоенное переиздание записей 1938 года. Шеллак трофейный — трескучий, рояль сильно окрашен, технически запись на четверку при этом рахманиновское настроение передано великолепно, чувства и переживания натуральны. Сейчас так честно не запишут, хоть убьются там за своими пультами.
Пластинки обладают мощной энергетикой и выраженным эффектом присутствия — всем тем, что нужно меломану в первую очередь. Эти ценности аудиоиндустрия изрядно подрастеряла по дороге к HI-FI, подменив их имитацией и ретушью.
К концу своей карьеры в 1950х Лемешев записал огромное количество никчемных пластинок чем изрядно навредил своей репутации. Величину его таланта раскрывают довоенные записи — стоит, например, послушать как легко и мощно он переходит к фортиссимо в «О, не буди меня» и все становится на свои места.
Записи 1947 года с множеством технического брака — перегрузки, кривой баланс, обрезанные ВЧ, при этом виртуозная гитара Джанго и изысканный кларнет (Hubert Rostaing) доставляют массу удовольствия, драйв зашкаливает, что, собственно, и нужно от хорошего свинга.
До середины 1920х скорость записи не была нормирована и варьировалась от 72 до 90rpm, камертоны были разные, певцы транспонировали партии под свой диапазон, изменяли темпы. В итоге скорость записи каждой пластинки — неразрешимая загадка и ее выбор при воспроизведении во многом субъективен.